Млини Господні мелють поволі, але дуже ретельно
Я своего папу очень люблю, честно-честно. Но это не отменяет того факта, что каждый отдельный эпизод его биографии можно изложить в виде анекдота. Нет, конечно, можно и в виде драмы, но драм у нас и без того хватает, наша семья предпочитает анекдоты. Так что ворнинг: если чОрный-чОрный юмор про врачей вам не по нутру, под кат лучше не ходите. Хотя хеппи-энд все равно будет :-)
Живописные подробности.Как я уже сказала, своего папу я очень-очень люблю, и исключительно по этой причине давно смирилась с невозможностью его понять. Например, болезни. Конечно, болеть никому не нравится (ну разве что болезнь — это ОРЗ, из-за которой можно не идти на работу в день раздачи начальством целительных пилюлей), но мой папа и тут умудряется проявить индивидуальность. С одной стороны, болеть он ненавидит, поэтому к врачам принципиально не ходит (да-да, я же сказала, что логикой тут и не пахнет, не надейтесь это понять). С другой — мало кто умеет так драматично и захватывающе болеть, как он. Когда вся семья ходит на цыпочках, в доме разговаривают трагическим шепотом и с тревогой смотрят на градусник, показывающий 37,2, — это дилетантство, скажу я вам. Мой папа делает по-другому.
Вот, например, лет эдак семь назад послали папу на плановый медосмотр. Надо сказать, что профессия у него на редкость героическая — он спасатель на железной дороге, который ликвидирует последствия аварий — поэтому отмазаться от этого мероприятия нельзя. К медосмотру папа обычно начинает морального готовиться где-то за полгода, потом героически берет себя в руки и... Но в тот раз, о котором я хочу рассказать, «и...» не получилось. Папа пришел домой совсем потерянным и молча показал маме результаты флюорографии, в которых крайне неразборчиво, но оттого не менее страшно значилось подозрение на рак легких.
Мама сначала запаниковала (а кто бы не ее месте не?), потом взяла себя в руки, вспомнила явки-пароли знакомых онкологов (много лет назад моя бабушка умерла от рака, так что знакомые онкологи у нас еще сохранились) и начала методично выяснять, что в этой ситуации можно и нужно сделать. Пока он бегала, созванивалась и договаривалась, папа лежал на диване и мечтательно смотрел в потолок, прозревая на нем что-то только ему одному видимое.
Покончив с начальным организационным периодом, мама села рядом и ласково, но настойчиво начала излагать план действий. Папа по-прежнему был безмятежен и все свое внимание сконцентрировал на потолке.
Мама запаниковала снова, на это раз ощутимее: по всему выходило так, что от дивана и потолка папа отрываться не собирается. К делу были приобщены резервные силы, то есть мы с братом: сев по обе стороны от папы и трагически всхлипывая, мы начали излагать все сведения, добытые мамой, и настойчиво зазывать его к врачам, которые не убийцы, а совсем даже наоборот. Поскольку к тому времени мы уже были здоровыми лбами, получалось плохо, не слишком жалобно. Папа лежал на диване с печатью просветления на лице и смотрел все туда же.
Эпопея с доведением папы до врача длилась недели две и включала паломничество всевозможных родственников с последующей агитацией, красочные рассказы мамы о том, что рак легких — это вполне лечится, а даже если не лечится, то и без легкого можно неплохо жить, наши с братом уговоры и многое-многое другое, не менее живописное. Реакцию папы (вернее, ее полное отсутствие) можете представить сами. В результате мама поставила вопрос ребром (не спрашивайте меня, каким именно: подробностей она мне до сих пор не рассказала), и мы вдвоем с ней потащили папу на осмотр.
По результатам осмотра и анализов выяснилось следующее: в глубокой юности, будучи рядовым непобедимой советской армии, папа получил ожог легких бензиновыми парами, который благополучно вылечил и забыл. После этого он счастливо жил тридцать лет и с удовольствием выкуривал по пачке сигарет в день. За полгода до описываемых событий папа бросил курить (если точнее, я выиграла у него в карты желание, так что выбора у папы особого не было). Легкие постепенно очистились, а застарелый шрам от ожога стал красиво выделяться темным пятном, которое и было принято полуграмотным фельдшером ФГ за раковую опухоль.
Из кабинета врача папа вышел бодрым шагом абсолютно здорового человека. На крыльце остановился, вдохнул полной грудью. И закурил.
После этого памятного случая папино доверие к врачам упало ниже критического минимума, и из всех эскулапов он до сих пор признает только стоматологов. К сожалению, стоматологи обычно ограничиваются зубами и другие части тела лечить отказываются, что, конечно же, печально, особенно когда болят коленные суставы. Тем не менее, папа самоотверженно страдал, героически терпел и вообще делал много чего, за исключением посещения врача.
Так прошло месяца два, наступила весна, на даче все зацвело и заколосилось, и папа с другом, сотрудником и — по совместительству — кумом решили распечатать пчелиные ульи.
Тут нужно сделать лирическое отступление: потерпев фиаско с разведением цитрусовых на подоконнике, папа переключил свою неуемную энергию на разведение пчел. И, что самое удивительное, у него отлично получается: пчелы растут и размножаются, трудолюбиво носят мед, которым папа успешно торгует прямо с собственного балкона.
В общем, папа с дядей Сашей приехали на дачу, довольно оперативно выпустили пчел на свободу после долгой зимы и решили это знаменательное событие отметить. И еще раз отметить. И снова отметить. В процессе у папы развязался язык и он оседлал любимого конька — то есть, начал подробно и красочно описывать всех пчел поименно и пофамильно, хвастать их выдающимися интеллектуальными способностями, рекламировать целебный мед от всех болезней, еще более целебный прополис и вообще уникальный пчелиный яд. Дядя Саша сначала внимал, потом поддакивал, а потом ему надоело — и он решил взять папу «на слабо». Слабо заключалось в следующем:если слон на кита налезет, кто кого поборет если пчелиный яд такой целебный, почему папа до сих пор коленями мается? К этому моменту папе уже было все равно, чем и от чего лечиться, поэтому он, ничтоже сумняшеся, полез на пасеку, открыл первый попавшийся улей, зачерпнул пчел щедрой горстью и приложил их у больному месту.
Пчелы обрадовались, к тому же, им на помощь пришли товарки, избежавшие папиной карающей длани. К сожалению, далеко не все из них поняли, куда именно нужно жалить, поэтому в результате у папы раздулись не только колени, но и пальцы, уши, нос и так далее — так что вечером того же дня мама сумела опознать законного мужа только по куртке и ботинкам. Дяде Саше тоже досталось — то ли в виде профилактики, то ли просто за компанию.
Волдыри после пчелиных укусов сходили недели две, зато колени перестали болеть раз и навсегда — и теперь папа свято уверен, что открыл панацею от всех болезней, за исключением кариеса. К счастью, последствия удачного лечения еще свежи у него в памяти, так что панацею он «продвигает в массы» только на словах, повторять «процедуру» на себе тоже не спешит. Впрочем, к врачам все равно ходит только в случае крайней необходимости
Живописные подробности.Как я уже сказала, своего папу я очень-очень люблю, и исключительно по этой причине давно смирилась с невозможностью его понять. Например, болезни. Конечно, болеть никому не нравится (ну разве что болезнь — это ОРЗ, из-за которой можно не идти на работу в день раздачи начальством целительных пилюлей), но мой папа и тут умудряется проявить индивидуальность. С одной стороны, болеть он ненавидит, поэтому к врачам принципиально не ходит (да-да, я же сказала, что логикой тут и не пахнет, не надейтесь это понять). С другой — мало кто умеет так драматично и захватывающе болеть, как он. Когда вся семья ходит на цыпочках, в доме разговаривают трагическим шепотом и с тревогой смотрят на градусник, показывающий 37,2, — это дилетантство, скажу я вам. Мой папа делает по-другому.
Вот, например, лет эдак семь назад послали папу на плановый медосмотр. Надо сказать, что профессия у него на редкость героическая — он спасатель на железной дороге, который ликвидирует последствия аварий — поэтому отмазаться от этого мероприятия нельзя. К медосмотру папа обычно начинает морального готовиться где-то за полгода, потом героически берет себя в руки и... Но в тот раз, о котором я хочу рассказать, «и...» не получилось. Папа пришел домой совсем потерянным и молча показал маме результаты флюорографии, в которых крайне неразборчиво, но оттого не менее страшно значилось подозрение на рак легких.
Мама сначала запаниковала (а кто бы не ее месте не?), потом взяла себя в руки, вспомнила явки-пароли знакомых онкологов (много лет назад моя бабушка умерла от рака, так что знакомые онкологи у нас еще сохранились) и начала методично выяснять, что в этой ситуации можно и нужно сделать. Пока он бегала, созванивалась и договаривалась, папа лежал на диване и мечтательно смотрел в потолок, прозревая на нем что-то только ему одному видимое.
Покончив с начальным организационным периодом, мама села рядом и ласково, но настойчиво начала излагать план действий. Папа по-прежнему был безмятежен и все свое внимание сконцентрировал на потолке.
Мама запаниковала снова, на это раз ощутимее: по всему выходило так, что от дивана и потолка папа отрываться не собирается. К делу были приобщены резервные силы, то есть мы с братом: сев по обе стороны от папы и трагически всхлипывая, мы начали излагать все сведения, добытые мамой, и настойчиво зазывать его к врачам, которые не убийцы, а совсем даже наоборот. Поскольку к тому времени мы уже были здоровыми лбами, получалось плохо, не слишком жалобно. Папа лежал на диване с печатью просветления на лице и смотрел все туда же.
Эпопея с доведением папы до врача длилась недели две и включала паломничество всевозможных родственников с последующей агитацией, красочные рассказы мамы о том, что рак легких — это вполне лечится, а даже если не лечится, то и без легкого можно неплохо жить, наши с братом уговоры и многое-многое другое, не менее живописное. Реакцию папы (вернее, ее полное отсутствие) можете представить сами. В результате мама поставила вопрос ребром (не спрашивайте меня, каким именно: подробностей она мне до сих пор не рассказала), и мы вдвоем с ней потащили папу на осмотр.
По результатам осмотра и анализов выяснилось следующее: в глубокой юности, будучи рядовым непобедимой советской армии, папа получил ожог легких бензиновыми парами, который благополучно вылечил и забыл. После этого он счастливо жил тридцать лет и с удовольствием выкуривал по пачке сигарет в день. За полгода до описываемых событий папа бросил курить (если точнее, я выиграла у него в карты желание, так что выбора у папы особого не было). Легкие постепенно очистились, а застарелый шрам от ожога стал красиво выделяться темным пятном, которое и было принято полуграмотным фельдшером ФГ за раковую опухоль.
Из кабинета врача папа вышел бодрым шагом абсолютно здорового человека. На крыльце остановился, вдохнул полной грудью. И закурил.
После этого памятного случая папино доверие к врачам упало ниже критического минимума, и из всех эскулапов он до сих пор признает только стоматологов. К сожалению, стоматологи обычно ограничиваются зубами и другие части тела лечить отказываются, что, конечно же, печально, особенно когда болят коленные суставы. Тем не менее, папа самоотверженно страдал, героически терпел и вообще делал много чего, за исключением посещения врача.
Так прошло месяца два, наступила весна, на даче все зацвело и заколосилось, и папа с другом, сотрудником и — по совместительству — кумом решили распечатать пчелиные ульи.
Тут нужно сделать лирическое отступление: потерпев фиаско с разведением цитрусовых на подоконнике, папа переключил свою неуемную энергию на разведение пчел. И, что самое удивительное, у него отлично получается: пчелы растут и размножаются, трудолюбиво носят мед, которым папа успешно торгует прямо с собственного балкона.
В общем, папа с дядей Сашей приехали на дачу, довольно оперативно выпустили пчел на свободу после долгой зимы и решили это знаменательное событие отметить. И еще раз отметить. И снова отметить. В процессе у папы развязался язык и он оседлал любимого конька — то есть, начал подробно и красочно описывать всех пчел поименно и пофамильно, хвастать их выдающимися интеллектуальными способностями, рекламировать целебный мед от всех болезней, еще более целебный прополис и вообще уникальный пчелиный яд. Дядя Саша сначала внимал, потом поддакивал, а потом ему надоело — и он решил взять папу «на слабо». Слабо заключалось в следующем:
Пчелы обрадовались, к тому же, им на помощь пришли товарки, избежавшие папиной карающей длани. К сожалению, далеко не все из них поняли, куда именно нужно жалить, поэтому в результате у папы раздулись не только колени, но и пальцы, уши, нос и так далее — так что вечером того же дня мама сумела опознать законного мужа только по куртке и ботинкам. Дяде Саше тоже досталось — то ли в виде профилактики, то ли просто за компанию.
Волдыри после пчелиных укусов сходили недели две, зато колени перестали болеть раз и навсегда — и теперь папа свято уверен, что открыл панацею от всех болезней, за исключением кариеса. К счастью, последствия удачного лечения еще свежи у него в памяти, так что панацею он «продвигает в массы» только на словах, повторять «процедуру» на себе тоже не спешит. Впрочем, к врачам все равно ходит только в случае крайней необходимости
@темы: многабукаф, из ненаписанных мемуаров
-
-
18.09.2011 в 20:09-
-
19.09.2011 в 14:12