О поэзии и не только

[meeuw]

Кто учился в украинской школе, тот, вероятно, помнит стихотворение П. Грабовского «Швачка» («Швея»). На всякий случай процитирую:

Рученьки терпнуть, злипаються віченьки.
Боже, чи довго тягти?
З раннього ранку до пізньої ніченьки
Голкою денно верти.

И еще много-много слов...

Кров висисає оте остогиджене,
Прокляте нишком шиття,
Що паненя вередливе, зманіжене,
Вишвирне геть на сміття.

Де воно знатиме, що то за доленька —
Відшук черствого шматка,
Як за роботою вільна неволенька
Груди ураз дотика.

Поэзию Грабовского я не особенно люблю (честно говоря, не встречала пока человека, который искренне любил бы))), в школьной программе на нее отведено полтора урока (все-таки «творец» далеко не первого эшелона), поэтому над содержанием приведенного стихотворения я никогда особенно не задумывалась. Официальная критика любезно сообщает, что произведение сие рассказывает об обманутых крестьянах: дескать, после отмены крепостного права они ожидали молочных рек в кисельных берегах, а оказалось, что свободный труд в капиталистическом обществе может быть гораздо тяжелее, чем несвободный в обществе полуфеодальном. Об этом как бы говорят две последние строчки: «вільна неволенька» пришла на смену обычной неволе и оказалась ничуть не слаще.

К встрече в украинских костюмах я шила Иве сорочку по традиционным образцам, и почти все время в голове крутились строчки Грабовского — очень по теме оказались :-) И подумалось мне, что Грабовский нифига не понимал, о чем пишет, а критики понимали еще меньше.

Берем первую строфу: во-первых, девушка явно не крестьянка — городская это девушка. Потому что, будь она сельской, у нее не было бы возможности шить с утра до вечера — сельскохозяйственные работы никто не отменял, да и заказчиков в селе, мягко говоря, немного. Во-вторых, она не просто швея, а то ли вышивальщица, то ли белошвейка, специализирующаяся на нижнем белье, — потому что шьет вручную, а к 1894 году (год написания стихотворения) для пошива платьев и верхней одежды использовались швейные машинки.

Идем дальше. Вторая строфа рассказывает нам, что девушка свою работу не любит. Ну, что поделать: не всем везет заниматься тем, к чему лежит душа — неприятно, конечно, но не смертельно. А вот концовка меня сбивает с толку: зачем приплетать сюда избалованных панских детей, которые разбрасываются сшитыми изделиями? Девушка не крепостная, так что за работу ей платят. Не все ли равно, что сделает с купленной вещью заказчик? Выбросит — так швее же лучше: закажет новое и заплатит еще раз. О том, что она-де «душу вкладывала», а заказчик не оценил, речь не идет: девушка шьет не из любви к искусству, а ради голого заработка.

Третья строфа вообще феерична. Почему уважаемый Павел Арсеньевич пишет о «поиске черствого куска»? Девушка не побирается — она работает и зарабатывает. Да, судя по всему, работает много, а зарабатывает мало, но из-за этого приравнивать ее к попрошайкам — оно как-то нехорошо. Некрасиво. У нас тогда две трети страны попрошайничают.

И в целом стихотворение странное. В конце XIX века городская девушка без образования могла работать горничной, кухаркой, прачкой, швеей или торговкой — вот, собственно, и все. Остальные профессии или требовали обучения, или были явно неприличными. Так что девушке, умеющей шить, было гораздо легче прокормиться: работать иголкой в полутемной комнате, конечно, не сахар, но это гораздо лучше, чем дышать щелочами в прачечной или стирать руки в кровь, отмывая хозяйские полы. Кроме того, швея обычно считалась завидной невестой: ей можно было работать и после замужества, а значит, в семье получалось два кормильца вместо одного.

В общем, кого-то не того жалеет Павел Арсеньевич. Или он просто суфражисток не любил и искренне считал всех работающих женщин глубоко несчастными?

@темы: удивительное рядом, в рифму, многабукаф, потрындеть

Comments

[Alb de Negru]

Интересно. Спасибо.
Я как-то раньше не задумывалась об отношении даты написания к крепостному праву, на тот момент уже давно отмененному. Всегда воспринимала стихотворение как набросок из именно крепостной жизни. А сейчас подумала, не вдохновлялся ли Павел Арсеньевич картинками из жизни, увиденными в ссылке, в Сибири? Там вполне мог сохраниться крепостной быт, и инерция мышления, думаю, может быть учтена...

[meeuw]

Alb de Negru, да я не претендую на истину в последней инстанции :-) Просто в голову пришло, что некоторые детали друг с другом не стыкуются. Вполне возможно, что этому есть какое-то логичное объяснение, просто в учебниках его не приводят.

[Alb de Negru]

meeuw,
ну, в учебниках много чего не приводили... Все было подчинено жесткой идеологической цензуре. А теперь приходится догадываться и додумывать.

Помню, меня совершенно поразил пример такой цензуры в рассказе о том, как снимался всем известный фильм "Бриллиантовая рука".
Там есть эпизод, когда управдом (друг человека ) разговаривает с мадам Горбунковой о моральном облике ее супруга и говорит, что не удивится, если тот тайно посещает любовницу. Так вот, умельцы прочитали по губам не "любовницу", а "синагогу". А актеры потом подтвердили.
Причудливое уродство озвучания.

[meeuw]

Alb de Negru, да нет, я о вполне современных учебниках говорю — пятилетней, к примеру, давности. В учебниках советских все как раз более-менее органично смотрелось: свобода-равенство-братство, отобрать у всех плохих (читай: богатых) и отдать бедным (которые хорошие), революционный пафос и т.д. Но в XXI веке оно как-то дико воспринимается. Мне кажется, для 1894 года белошвейка примерно приравнивалась по социальному статусу к нынешнему «офисному планктону»: работа непыльная, зарплата небольшая, но на жизнь хватает (просто в то время было другое представление, что входит в понятие «жизни»). Да, глаза устают и зрение садится — так работа за компьютером точно тем же отличаетя. И «туннельный синдром» от мышки бывает ничуть не хуже, чем от иголки. В общем, объективно говоря, не самая тяжелая судьба у девушки была.

[Alb de Negru]

meeuw,
Это да, это верно. Престижная профессия, чистая, в городе, с постоянной клиентурой и перспективой получать заказы от большого модного дома. Приданое городской барышни, а соответственно - можно претендовать на удачное замужество. А потом и свои ученицы, свои наемные работницы.
В общем, что-то проглядел классик...

[helennik]

Дмитрий Минаев
Томас Гуд - Песня о рубашке.


В лохмотьях нищенских, измучена работой,
С глазами красными, опухшими без сна,
Склонясь сидит швея, и всё поет она,
И песня та звучит болезненною нотой.
Поет и шьет, поет и шьет,
Поет и шьет она, спины не разгибая,
Рукой усталою едва держа иглу,
В грязи и холоде, в сыром своем углу
Поет и шьет она, спины не разгибая:

"Сиди и шей, шей день и ночь,
Пока петух вдали кричать не станет;
Сиди и шей, шей день и ночь,
Пока хор звезд сквозь крышу не проглянет.
О, лучше б быть рабой у турков мне
И от работы тяжкой задохнуться:
Ведь в их нехристианской стороне
Язычники о душах не пекутся!..

Сиди и шей, шей день и ночь,
Пока твой мозг больной не станет расплываться;
Сиди и шей, шей день и ночь,
Пока глаза твои совсем не помутятся.
Переходи от ластовицы к шву...
Швы, складки, пуговки и строчки...
Работу сон сменил, но словно наяву
Я и в тревожном сне всё вижу шов сорочки.

О вы, которых жизнь тепла так и легка,
Вы, грязной нищеты не ведавшие люди, -
Вы не бельем прикрыли ваши груди,
Нет, не бельем, но жизнью бедняка.
Во тьме и холоде, чужая людям, свету,
Сиди и шей с склоненной головой...
Когда-нибудь, как и рубашку эту,
Сошью сама себе я саван гробовой.

Но для чего теперь я вспомнила о смерти?
Она ли устрашит рассудок бедный мой?
Ведь я сама похожа так - поверьте -
На этот призрак страшный и немой.
Да, я сама на эту смерть похожа.
Всегда голодная, ведь я едва жива...
Зачем же хлеб так дорог, правый боже,
А кровь людей повсюду дешева?

Работай, нищая, не ведая истомы,
Работай без конца! Твой труд всегда с тобой,
Твой труд вознагражден: кровать есть из соломы,
Лохмотья грязные да черствый хлеб с водой,
Прогнивший ветхий пол и потолок с дырою,
Разбитый стул, подобие стола
Да стены голые; казалось мне порою -
С них даже тень моя свалиться бы могла...

Сиди и шей и спину гни,
С работы не своди взор тусклый, утомленный
Сиди и шей и спину гни,
Как спину гнет в тюрьме преступник заключенный.
Сиди и шей - работа нелегка, -
Работай - день, работай - ночь настанет,
Пока разбитый мозг бесчувственным не станет,
Как и моя усталая рука.

Работай в зимний день без солнечного света,
Не покидай иглы, когда настанут дни,
Дни благовонного, ликующего лета...
Сиди и шей и спину гни,
Когда на зелени появятся росинки,
И гнезда ласточки свивают у окна,
И блещут при лучах их радужные спинки,
И в угол твой врывается весна.

О, если б я могла вон там, над головою,
Увидеть небеса без темных облаков,
Увидеть пышный луг с зеленою травою,
Могла упиться запахом цветов -
И белой буквицы и розы белоснежной, -
То этот краткий час я помнила б всегда,
Узнала бы вполне я цену скорби прежней,
Узнала б, как горька бессменная нужда.

За час один, за отдых самый краткий
Неблагодарною остаться я могла ль?
Ведь мне, истерзанной холодной лихорадкой,
Понятна лишь одна безмолвная печаль.
Рыданье, говорят, нам сердце облегчает,
Но будьте сухи вы, усталые глаза,
Не проливайте слез: работе помешает
Мной каждая пролитая слеза..."

В лохмотьях нищенских, измучена работой,
С глазами красными, опухшими без сна,
Склонясь сидит швея, и всё поет она,
И песня та звучит болезненною нотой.
Поет и шьет, поет и шьет,
Поет и шьет она, спины не разгибая,
Рукой усталою едва держа иглу,
В грязи и холоде, в сыром своем углу
Поет и шьет она, спины не разгибая.

<1865>


Это английский классик писал. у них тоже не всем швеям везло, похоже

[Alb de Negru]

А вот, кстати, тоже вариант. Грабовский много переводов сделал. Может, тоже источник вдохновения...

[meeuw]

helennik, это не 1894 год, увы. За тридцать лет много чего поменялось в технологии — к концу века мало что шили вручную. Кроме того, если мне не изменяет мой склероз, в Российской империи вообще были более щадящие условия труда, чем в империи Британской.

Я не утверждаю, что эта несчастная швея вообще ничего не делала :-) Просто для того времени у нее была не самая тяжелая судьба.

[meeuw]

helennik, кстати, я погуглила: «Песня о рубашке» не могла быть написана в 1865 г., потому что достопочтенный Томас Гуд скончался в 1845 :-) Так что написана она была гораздо раньше, в 1843 г. (источник). Швею Гуда от швеи Грабовского отделяет 50 лет — а это ведь XIX век, эпоха НТР, когда социальные условия менялись очень быстро и очень значительно.

[helennik]

Всяко бывало и в конце века. Возможно, в более богатых ателье мастерицы получали неплохо, но было и как в опере "Богема" (1896 год). Бедняжка Мими была белошвейка - вышивала розочки и фиалочки в мансарде на Монмартре. Думаю, и в России по-всякому было. Но похуже в целом, чем в Европе, там ведь в начале века профсоюзное движение помощнее было.

[meeuw]

helennik, понятно, что могло быть по-разному. Но ведь Грабовский пишет как бы о типичном явлении: всем белошвейкам жилось безумно плохо, это была адски тяжелая работа, которую они проклинали. Но печальная правда жизни в том, что в конце позапрошлого века для городской девушки, которая хотела зарабатывать самостоятельно, вряд ли была лучшая альтернатива.