Пара предупреждений в виде предисловия:
1) сей опус сильно отличается по стилю и содержанию от всей моей предыдущей писанины — тем не менее, даю честное слово, что писала его действительно я ;
2) очень-очень многие события и детали, описанные ниже, имели место быть в реальности. Тем не менее, далеко не все; большая часть — все же плод моей буйной (а местами даже болезненной) фантазии. Поэтому убедительная просьба: в комментариях не нужно рассказывать, какой я аморальный тип. И кричать, что Надежда Дормидонтовна — нехорошая женщина, тоже не нужно ;
3) я неплохо знаю и славянскую мифологию, и догматы христианства, и историю протестантизма. Но не считаю документальную точность необходимой (или хотя бы желательной) вмалохудожественном произведении. Поэтому все комментарии, затрагивающие религиозные вопросы, будут безжалостно вытерты — независимо от их содержания.
Пока все, хотя по ходу дела новые варнинги, полагаю, еще появятся.
А, да, еще одно: Лялька — это я. Меня действительно так зовут
Собственно первая глава
1) сей опус сильно отличается по стилю и содержанию от всей моей предыдущей писанины — тем не менее, даю честное слово, что писала его действительно я ;
2) очень-очень многие события и детали, описанные ниже, имели место быть в реальности. Тем не менее, далеко не все; большая часть — все же плод моей буйной (а местами даже болезненной) фантазии. Поэтому убедительная просьба: в комментариях не нужно рассказывать, какой я аморальный тип. И кричать, что Надежда Дормидонтовна — нехорошая женщина, тоже не нужно ;
3) я неплохо знаю и славянскую мифологию, и догматы христианства, и историю протестантизма. Но не считаю документальную точность необходимой (или хотя бы желательной) в
Пока все, хотя по ходу дела новые варнинги, полагаю, еще появятся.
А, да, еще одно: Лялька — это я. Меня действительно так зовут
Собственно первая глава
* * *
— Точно тебе говорю, это домашний кот, его хозяева погулять выпускают, а он по ошибке не в то окно залез, — убеждал ее на следующий день Влад. Влад, Лялькин друг и без пяти минут любовник, был мужчиной со всех сторон положительным. Не пил, не курил, матерился в меру, брился почти ежедневно, знал то ли четыре, то ли пять языков — в общем, в глазах Ляльки обладал всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами. Недостаток у него был только один, и звали его Надеждой Дормидонтовной. Надежда Дормидонтовна, она же жена Влада, тоже считала своего мужа мужчиной, в хозяйстве нелишним, и делиться им (а также квартирой и банковским счетом) с Лялькой категорически не желала. Именно в связи с этим досадным обстоятельством любовь Ляльки и Влада носила виртуальный, эпизодический и почти что платонический характер.
— Да, но мне показалось, что он подозрительно хорошо ориентируется в моей квартире, — неуверенно возразила Лялька. — Что ж он, каждую ночь так ошибается?
— Нет, конечно! Просто у его хозяев планировка точно такая же, вот он и ориентируется!
Аргумент не показался Ляльке убедительным, ибо как раз ее кваритира имела планировку нестандартную и для банальной «хрущовки» даже уникальную. Когда-то в светлую голову хозяина пришла мысль снести стенку между комнатой и кухней. Цель этого мероприятия для Ляльки оставалась загадкой, но, как бы то ни было, сейчас она являлась счастливой «обладательницей» модной «студио». В общем, вряд ли кот чувствовала себя как дома «по привычке» — Лялька сомневалась, что кому-либо еще могли взбрести в голову такие радикальные архитектурные эксперименты. Впрочем, возражать не стала.
— А если он снова придет? — тоскливо вопросила она. — Ты не подумай, мне объедков не жалко, но он же территорию того... метить начнет... А я мне запах кошачьей мочи как-то не очень.
— Не переживай! — успокоил ее Влад. — Я тебе спрей принесу, который котов отпугивает. Побрызгаешь подоконник — и он к тебе больше не сунется.
Лялька несколько успокоилась и даже воспряла духом, поскольку считала Влада в подобных делах специалистом: у него дома жил не только кот, но даже и кошка.
— Да, но мне показалось, что он подозрительно хорошо ориентируется в моей квартире, — неуверенно возразила Лялька. — Что ж он, каждую ночь так ошибается?
— Нет, конечно! Просто у его хозяев планировка точно такая же, вот он и ориентируется!
Аргумент не показался Ляльке убедительным, ибо как раз ее кваритира имела планировку нестандартную и для банальной «хрущовки» даже уникальную. Когда-то в светлую голову хозяина пришла мысль снести стенку между комнатой и кухней. Цель этого мероприятия для Ляльки оставалась загадкой, но, как бы то ни было, сейчас она являлась счастливой «обладательницей» модной «студио». В общем, вряд ли кот чувствовала себя как дома «по привычке» — Лялька сомневалась, что кому-либо еще могли взбрести в голову такие радикальные архитектурные эксперименты. Впрочем, возражать не стала.
— А если он снова придет? — тоскливо вопросила она. — Ты не подумай, мне объедков не жалко, но он же территорию того... метить начнет... А я мне запах кошачьей мочи как-то не очень.
— Не переживай! — успокоил ее Влад. — Я тебе спрей принесу, который котов отпугивает. Побрызгаешь подоконник — и он к тебе больше не сунется.
Лялька несколько успокоилась и даже воспряла духом, поскольку считала Влада в подобных делах специалистом: у него дома жил не только кот, но даже и кошка.
* * *
— Даже не думай! — категорично заявила мама, которой Лялька по телефону подробно изложила ночную эпопею с котом, а также обещание Влада избавить ее от возможного продолжения. — Приблудных котов прогонять нельзя! Говорят же: «Кошка на порог — счастье в дом»
— Э-э-э... Я не уверена, что это была кошка. По-моему, все-таки кот — очень уж большой. И вообще, он не на порог, он в окно... — попыталась возразить Лялька, но мама договорить ей не дала:
— Это совершенно не важно! Раз большой — значит, и счастья много будет. К тому же... кхе-кхе... он ночью приблудился... — мама нервно закашлялась и замолчала, но Лялька поняла, на что она намекала — на внуков, появление которых давно уже было маминой голубой мечтой.
— Но он же гадить будет! — попыталась она воззвать к разуму матери, но та была непреклонна.
— В общем, не делай глупостей и кота не обижай! И будет тебе счастье! — авторитетно заявила родительница и положила трубку.
— Э-э-э... Я не уверена, что это была кошка. По-моему, все-таки кот — очень уж большой. И вообще, он не на порог, он в окно... — попыталась возразить Лялька, но мама договорить ей не дала:
— Это совершенно не важно! Раз большой — значит, и счастья много будет. К тому же... кхе-кхе... он ночью приблудился... — мама нервно закашлялась и замолчала, но Лялька поняла, на что она намекала — на внуков, появление которых давно уже было маминой голубой мечтой.
— Но он же гадить будет! — попыталась она воззвать к разуму матери, но та была непреклонна.
— В общем, не делай глупостей и кота не обижай! И будет тебе счастье! — авторитетно заявила родительница и положила трубку.
* * *
«Как же, счастье! Будет мне счастье — на собственную задницу — недаром он на нее прыгнул», — тоскливо думала Лялька, стоя перед полкой с кошачьим кормом в супермаркете. Как оказалось, современные коты были настоящими гурманами и в пищу предпочитали употреблять азу из баранины, говяжьи рулетики и прочие деликатесы, которые, впрочем, все равно имели вид обычного сухого корма.
«Интересно, почему не выпускают кошачью еду со вкусом мышей или там дохлого голубя?» — задала риторический вопрос Лялька, пытаясь угадать, что придется по вкусу ее ночному гостю. Потом махнула рукой и схватила первый попавшийся пакет.
Ни в котов, которые приносят счастье, ни в бабок с пустыми ведрами, ни в другую «народную мудрость» Лялька не верила. Равно как и в деда Мороза, мир во всем мире и прочий социализм. Но мамины нервы — это святое, а значит, кота придется кормить, холить и лелеять.
Если, конечно, он еще появится.
«Интересно, почему не выпускают кошачью еду со вкусом мышей или там дохлого голубя?» — задала риторический вопрос Лялька, пытаясь угадать, что придется по вкусу ее ночному гостю. Потом махнула рукой и схватила первый попавшийся пакет.
Ни в котов, которые приносят счастье, ни в бабок с пустыми ведрами, ни в другую «народную мудрость» Лялька не верила. Равно как и в деда Мороза, мир во всем мире и прочий социализм. Но мамины нервы — это святое, а значит, кота придется кормить, холить и лелеять.
Если, конечно, он еще появится.
* * *
На следующее утро на кухонном подоконнике Лялька обнаружила нетронутый кошачий корм. Видимо, ее «брысь» нанесло бедному животному серьезную моральную травму, и в негостеприимное окно он лазить больше не собирался.
«Ну и ладно», — пожала плечами Лялька, но корм убирать не стала. И вовсе не потому, что надеялась на возвращение несостоявшегося вестника счастья. Поленилась просто.
Поэтому в воскресенье она даже не сразу заметила, что горстка кошачьей еды исчезла. К тому факту, что кот сменил-таки гнев на милость и решил повременить с окончательным разрывом дипломатических отношений, Лялька отнеслась так же равнодушно. «Ну и ладно», — снова пожала она плечами и положила следующую порцию.
Наутро она тоже исчезла.
Через несколько дней Лялька вполне смирилась с наличием у нее виртуального животного. Кот вел себя более чем прилично, в гости являлся глубокой ночью, тихо употреблял оставленную ему порцию и так же тихо исчезал. Не шумел, мусор из ведра не разбрасывал и территорию не метил — во всяком случае, Лялька, бдительно принюхивавшаяся каждое утро, подозрительного запаха ни разу не заметила.
Такие отношения ее вполне устраивали: и волки сыты, и овцы целы, и мама спокойна. Правда, самого кота — или все же кошку? — Лялька так больше ни разу и не видела, но это ее не особо заботило. К домашним животным она вообще была равнодушна.
«Ну и ладно», — пожала плечами Лялька, но корм убирать не стала. И вовсе не потому, что надеялась на возвращение несостоявшегося вестника счастья. Поленилась просто.
Поэтому в воскресенье она даже не сразу заметила, что горстка кошачьей еды исчезла. К тому факту, что кот сменил-таки гнев на милость и решил повременить с окончательным разрывом дипломатических отношений, Лялька отнеслась так же равнодушно. «Ну и ладно», — снова пожала она плечами и положила следующую порцию.
Наутро она тоже исчезла.
Через несколько дней Лялька вполне смирилась с наличием у нее виртуального животного. Кот вел себя более чем прилично, в гости являлся глубокой ночью, тихо употреблял оставленную ему порцию и так же тихо исчезал. Не шумел, мусор из ведра не разбрасывал и территорию не метил — во всяком случае, Лялька, бдительно принюхивавшаяся каждое утро, подозрительного запаха ни разу не заметила.
Такие отношения ее вполне устраивали: и волки сыты, и овцы целы, и мама спокойна. Правда, самого кота — или все же кошку? — Лялька так больше ни разу и не видела, но это ее не особо заботило. К домашним животным она вообще была равнодушна.
* * *
Идиллия продолжалась недели две. Пока в одно прекрасное утро Лялька не нашла на кухонном подоконнике — прямо в чисто вылизанной миске из-под корма — записку. На страничке, вырванной из ежедневника (Лялька чуть на схватилась за сердце: неизвестный злоумышленник надругался над блокнотом, подаренным Владом и потому особенно ценимым), большими неровными буквами значилось: «Хозяюшка куделю то оставь».
Лялька села прямо на три дня не мытый кухонный пол.
Прочитала записку еще раз.
И еще.
Потом встала, взяла с полки ежедневник и лишний раз убедилась, что страничка была вырвана действительно из него.
Но ясности, впрочем, не прибавилось.
— Это просто сюр какой-то! — пробормотала она сама себе. — Ну, допустим, записку мне подбросили... — с этими словами она подошла к кухонному окну и посмотрела вниз. Зрелище ее не успокоило: квартира находилась на первом этаже, но ниже был еще и цокольный. Любителю сомнительных шуток пришлось бы воспользоваться лестницей, иначе до подоконника было не достать.
— Но откуда, откуда у этого шутника мой блокнот?! — патетически вопрошала Лялька у початого пакета с «Вискасом», размахивая злосчастной запиской. Пакет хранил скорбное молчание.
Надрывно вздохнув, Лялька начала собираться на работу.
— Владька, — нервно бормотала она в телефонную трубку два часа спустя, — помнишь, ты мне блокнот подарил, такой, с логотипом вашей фирмы на обложке? Скажи, ты такой больше никому не давал?
— А что? — подозрительно осведомился Влад, который в пору бурной молодости почти не стал разведчиком и с тех пор любой информацией делился крайне неохотно.
— Да ничего, я так, просто спрашиваю, — заюлила Лялька, лихорадочно соображая, что бы соврать — рассказывать о невесть откуда взявшихся записках она пока не хотела.
— Ну, дарил, — неохотно сообщил Влад, — Оксане твоей, помнишь?
Оксаной звали Лялькину подругу, с которой она полтора года прожила в одной комнате общежития.
— Помню! — радостно завопила Лялька. — Конечно, помню! Владька, ты прелесть! — и, пока от нее не потребовали объяснений, положила трубку.
— Все просто, очень даже просто! — радостно втолковывала некоторое время спустя кулеру на офисной кухоньке. — Ребята из общежития пошутить решили, стянули у Оксанки блокнот, написали какую-то ерунду и мне подбросили. Это просто шутка такая! Вот Денис вполне мог так пошутить, и Рома, и Антон тоже!
О том, что из ее собственного, нежно хранимого блокнота тоже была вырвана страничка, Ляльке думать совсем не хотелось...
Лялька села прямо на три дня не мытый кухонный пол.
Прочитала записку еще раз.
И еще.
Потом встала, взяла с полки ежедневник и лишний раз убедилась, что страничка была вырвана действительно из него.
Но ясности, впрочем, не прибавилось.
— Это просто сюр какой-то! — пробормотала она сама себе. — Ну, допустим, записку мне подбросили... — с этими словами она подошла к кухонному окну и посмотрела вниз. Зрелище ее не успокоило: квартира находилась на первом этаже, но ниже был еще и цокольный. Любителю сомнительных шуток пришлось бы воспользоваться лестницей, иначе до подоконника было не достать.
— Но откуда, откуда у этого шутника мой блокнот?! — патетически вопрошала Лялька у початого пакета с «Вискасом», размахивая злосчастной запиской. Пакет хранил скорбное молчание.
Надрывно вздохнув, Лялька начала собираться на работу.
— Владька, — нервно бормотала она в телефонную трубку два часа спустя, — помнишь, ты мне блокнот подарил, такой, с логотипом вашей фирмы на обложке? Скажи, ты такой больше никому не давал?
— А что? — подозрительно осведомился Влад, который в пору бурной молодости почти не стал разведчиком и с тех пор любой информацией делился крайне неохотно.
— Да ничего, я так, просто спрашиваю, — заюлила Лялька, лихорадочно соображая, что бы соврать — рассказывать о невесть откуда взявшихся записках она пока не хотела.
— Ну, дарил, — неохотно сообщил Влад, — Оксане твоей, помнишь?
Оксаной звали Лялькину подругу, с которой она полтора года прожила в одной комнате общежития.
— Помню! — радостно завопила Лялька. — Конечно, помню! Владька, ты прелесть! — и, пока от нее не потребовали объяснений, положила трубку.
— Все просто, очень даже просто! — радостно втолковывала некоторое время спустя кулеру на офисной кухоньке. — Ребята из общежития пошутить решили, стянули у Оксанки блокнот, написали какую-то ерунду и мне подбросили. Это просто шутка такая! Вот Денис вполне мог так пошутить, и Рома, и Антон тоже!
О том, что из ее собственного, нежно хранимого блокнота тоже была вырвана страничка, Ляльке думать совсем не хотелось...
* * *
На следующее утро на кухню Лялька выходила с опаской — и, как оказалось, не зря. На подоконнике ее уже ждал кусок обоев, судя по всему, выуженный из помойного ведра (Лялькина квартира находилась в состоянии перманентного ремонта), со старательно выведенными каракулями. На этот раз послание было подлиннее: «Хозяюшка пошто куделю то не оставила не привыкши мы зазря харчъ потреблять».
Лялька села на подоконник и тихонько завыла. Версия с пошутившими приятелями разваливалась на глазах — вытащить из ведра обрывок обоев у них не было ни малейшей возможности.
— На самом деле все очень просто, — в перерывах между завываниями сообщила она своему отражению в оконном стекле. — Я просто сошла с ума, и теперь у меня галлюцинации. И вообще, эту записку я сама себе написала, в приступе лунатизма, а теперь...
Что «теперь», Лялька договорить не успела, потому что раздался звонок в дверь. «Влад пришел!» — обрадовалась было она, но, посмотрев в глазок, обнаружила под своей дверью двух благообразных старушек с выпусками «Сторожевой башни» в руках. Обычно Лялька не открывала дверь кому попало (а проповедники любого пошиба как раз попадали в ее личной «табели о рангах» в эту категорию), но после утренного инцидента ей уже было ничто не страшно.
— Мир проживает свои последние дни! — сходу сообщила ей старушка номер одни в строгом сером платье и почему-то панаме.
— Но спасение есть! — доверительно поделилась старушка номер два — в потертом спортивном костюме.
— Я знаю, меня уже предупредили, — печально кивнула Лялька, — только я не спасусь. Я куделю не оставила.
Старушки нервно переглянулись.
— Я бы оставила, мне не жалко, — продолжала тем временем Лялька, которой уже было абсолютно все равно, с кем делиться наболевшим: с незнакомыми бабушками или с собственным отражением. — Только я плохо представляю себе, что такое куделя и где ее можно взять. Как вы думаете, а просто пряжа не подойдет?
Старушки попятились. Номер один, в панамке, многозначительно кашлянула и молча сунула Ляльке выпуск журнала. Номер два намек поняла правильно и преувеличенно бодро попрощалась:
— Нам уже пора, нас другие ждут... кого спасать надо... Вы почитайте, там все написано!
— И про то, кому я должна куделю оставить? — оживилась Лялька, но старушки поддержать разговор не пожелали и выбежали из подъезда с прытью, которой вполне могли позавидовать их внуки. Лялька пожала плечами, сунула журнал в соседский почтовый ящик и поплелась на кухню.
Лялька села на подоконник и тихонько завыла. Версия с пошутившими приятелями разваливалась на глазах — вытащить из ведра обрывок обоев у них не было ни малейшей возможности.
— На самом деле все очень просто, — в перерывах между завываниями сообщила она своему отражению в оконном стекле. — Я просто сошла с ума, и теперь у меня галлюцинации. И вообще, эту записку я сама себе написала, в приступе лунатизма, а теперь...
Что «теперь», Лялька договорить не успела, потому что раздался звонок в дверь. «Влад пришел!» — обрадовалась было она, но, посмотрев в глазок, обнаружила под своей дверью двух благообразных старушек с выпусками «Сторожевой башни» в руках. Обычно Лялька не открывала дверь кому попало (а проповедники любого пошиба как раз попадали в ее личной «табели о рангах» в эту категорию), но после утренного инцидента ей уже было ничто не страшно.
— Мир проживает свои последние дни! — сходу сообщила ей старушка номер одни в строгом сером платье и почему-то панаме.
— Но спасение есть! — доверительно поделилась старушка номер два — в потертом спортивном костюме.
— Я знаю, меня уже предупредили, — печально кивнула Лялька, — только я не спасусь. Я куделю не оставила.
Старушки нервно переглянулись.
— Я бы оставила, мне не жалко, — продолжала тем временем Лялька, которой уже было абсолютно все равно, с кем делиться наболевшим: с незнакомыми бабушками или с собственным отражением. — Только я плохо представляю себе, что такое куделя и где ее можно взять. Как вы думаете, а просто пряжа не подойдет?
Старушки попятились. Номер один, в панамке, многозначительно кашлянула и молча сунула Ляльке выпуск журнала. Номер два намек поняла правильно и преувеличенно бодро попрощалась:
— Нам уже пора, нас другие ждут... кого спасать надо... Вы почитайте, там все написано!
— И про то, кому я должна куделю оставить? — оживилась Лялька, но старушки поддержать разговор не пожелали и выбежали из подъезда с прытью, которой вполне могли позавидовать их внуки. Лялька пожала плечами, сунула журнал в соседский почтовый ящик и поплелась на кухню.