Думала, что будет еще одна подзамочная запись, но не вышло. Поэтому вместо нее — совсем "свежая" сказка, первая из цикла. Довольно большая, поэтому прячу под кат.
читать дальшеОдной бархатной августовской ночью, под небом, исчерченным всполохами падающих звезд, родился Ангел. Он был крохотным розовым комочком, во всем похожим на других детей, и только на спине, между лопаток, росла пара белых крылышек, пушистых, как у цыпленка.
– В крайнем случае, их можно будет прикрыть одеждой, – недовольно поджала губы молодая мать.
– Что ж, давай его оставим, – равнодушно пожал плечами отец.
И Ангел остался.
Он рос симпатичным малышом, и соседки, любуясь его золотистыми кудрями и лучистыми звездочками глаз, умиленно шептали:
– Какой чудный ребенок! Сущий ангел!
Мать, слыша эти слова, только хмурилась и старалась так укутать сына, чтобы крылья никак нельзя было рассмотреть.
Крылья вообще приносили множество хлопот. Они довольно быстро росли, и с каждым годом их все труднее и труднее было прятать под одеждой. Матери приходилось постоянно перешивать курточку Ангела, так что в конце концов она стала походить на бесформенный уродливый мешок. Кроме того, отросшие крылья были довольно тяжелыми, и Ангел сильно сутулился, походя из-за этого на маленького горбуна.
– Калека! Юродивый! – кричали ему вслед дети на улице, и Ангел сильнее втягивал голову в плечи.
Он не понимал.
Не понимал, почему над ним смеются – ведь он не сделал никому ничего плохого. Не понимал, почему мать заставляет скрывать ото всех его крылья – ведь он бы мог летать! Но спорить с ней и не пытался – как и все ангелы, он был очень послушен.
Время шло, Ангел рос и однажды превратился в юношу – нескладного, неуклюжего, в смешной и некрасивой одежде.
Как-то в мае он сидел у окна, грустно разглядываю прохожих на улице, и вдруг увидел девушку, изящную, как цветок лилии, и нежную, как утренняя дымка. Она шла, прижимая к груди охапку сирени, и что-то напевала, а на губах ее блуждала мечтательная и чуть виноватая улыбка.
В этот самый момент Ангел понял, что на самом деле значит слово «любовь».
Он никогда бы не осмелился признаться в своих чувствах – да и какие чувства могут быть у него, такого странного и непохожего на других? Он любил ее про себя – и был счастлив уже тем, что никто в силах ему это запретить.
А девушке с тех пор снились удивительные сны. В этих снах была лунная пыль на кончиках пальцев и звезды в ладошках, звенящая после дождя радуга и слезинки утренней росы на шелке розовых лепестков – странные и щемящие воспоминания о том, что могло бы быть, но чего никогда не было. А иногда, очень редко, проснувшись, она находила на подушке белоснежное перо, пахнущее ладаном.
Годы шли, Ангел состарился. Никто уже не мог запретить ему выходить из дома, и часто можно было увидеть, как он бродит в одиночестве по улицам, тяжело опираясь на суковатую палку. Но все так же вслед ему летели насмешки:
– Юродивый! Смотри горб не потеряй!
Бархатной августовской ночью, когда, как и в ночь его рождения, по небосклону сияющими слезами катились звезды, Ангел умер. И старухи, которые сняли с него темный залатанный балахон, чтобы обернуть тело в саван, ахнули: грубая ткань скрывала пару огромных белоснежных крыльев. А одна из них, теребя сухую веточку сирени, приколотую к платью, чуть слышно прошептала:
– Надо же, ведь он был Ангелом! А мы этого не замечали…
читать дальшеОдной бархатной августовской ночью, под небом, исчерченным всполохами падающих звезд, родился Ангел. Он был крохотным розовым комочком, во всем похожим на других детей, и только на спине, между лопаток, росла пара белых крылышек, пушистых, как у цыпленка.
– В крайнем случае, их можно будет прикрыть одеждой, – недовольно поджала губы молодая мать.
– Что ж, давай его оставим, – равнодушно пожал плечами отец.
И Ангел остался.
Он рос симпатичным малышом, и соседки, любуясь его золотистыми кудрями и лучистыми звездочками глаз, умиленно шептали:
– Какой чудный ребенок! Сущий ангел!
Мать, слыша эти слова, только хмурилась и старалась так укутать сына, чтобы крылья никак нельзя было рассмотреть.
Крылья вообще приносили множество хлопот. Они довольно быстро росли, и с каждым годом их все труднее и труднее было прятать под одеждой. Матери приходилось постоянно перешивать курточку Ангела, так что в конце концов она стала походить на бесформенный уродливый мешок. Кроме того, отросшие крылья были довольно тяжелыми, и Ангел сильно сутулился, походя из-за этого на маленького горбуна.
– Калека! Юродивый! – кричали ему вслед дети на улице, и Ангел сильнее втягивал голову в плечи.
Он не понимал.
Не понимал, почему над ним смеются – ведь он не сделал никому ничего плохого. Не понимал, почему мать заставляет скрывать ото всех его крылья – ведь он бы мог летать! Но спорить с ней и не пытался – как и все ангелы, он был очень послушен.
Время шло, Ангел рос и однажды превратился в юношу – нескладного, неуклюжего, в смешной и некрасивой одежде.
Как-то в мае он сидел у окна, грустно разглядываю прохожих на улице, и вдруг увидел девушку, изящную, как цветок лилии, и нежную, как утренняя дымка. Она шла, прижимая к груди охапку сирени, и что-то напевала, а на губах ее блуждала мечтательная и чуть виноватая улыбка.
В этот самый момент Ангел понял, что на самом деле значит слово «любовь».
Он никогда бы не осмелился признаться в своих чувствах – да и какие чувства могут быть у него, такого странного и непохожего на других? Он любил ее про себя – и был счастлив уже тем, что никто в силах ему это запретить.
А девушке с тех пор снились удивительные сны. В этих снах была лунная пыль на кончиках пальцев и звезды в ладошках, звенящая после дождя радуга и слезинки утренней росы на шелке розовых лепестков – странные и щемящие воспоминания о том, что могло бы быть, но чего никогда не было. А иногда, очень редко, проснувшись, она находила на подушке белоснежное перо, пахнущее ладаном.
Годы шли, Ангел состарился. Никто уже не мог запретить ему выходить из дома, и часто можно было увидеть, как он бродит в одиночестве по улицам, тяжело опираясь на суковатую палку. Но все так же вслед ему летели насмешки:
– Юродивый! Смотри горб не потеряй!
Бархатной августовской ночью, когда, как и в ночь его рождения, по небосклону сияющими слезами катились звезды, Ангел умер. И старухи, которые сняли с него темный залатанный балахон, чтобы обернуть тело в саван, ахнули: грубая ткань скрывала пару огромных белоснежных крыльев. А одна из них, теребя сухую веточку сирени, приколотую к платью, чуть слышно прошептала:
– Надо же, ведь он был Ангелом! А мы этого не замечали…