Про украинских упырей

[meeuw]

Текст я писала чуть ли не год назад — если честно, это письмо подруге. Но не пропадать же добру, правда? Под катом — длинный и печальный рассказ об украинских упырях, их отличиях от упырей всех остальных национальностей, а также лирические отступления, посвященные истории фольклористики.

Ну очень много букв

Для начала следует понять одну простую, но важную вещь: украинский фольклор практически никем и никогда не изучался именно как украинский. До XIX века народное творчество вообще никому интересно не было, только в начале XIX-го, собственно, романтики и открыли целый пласт доселе неизвестного искусства. А в это самое время, как мы помним, никакой Украины не существовало, существовала Малороссия в составе Российской империи и всякие там Галичины-Буковины в составе Австро-Венгерской. Ученые этих стран работали в современной им научной парадигме и потому мысль о существовании отдельного украинского фольклора в их светлые головы закрасться не могла. Это, между прочим, касается не только россиянина Афанасьева, но и, например, вполне себе хохла Костомарова. Говорили о русском (как вариант — о польском или вообще «славянском») фольклоре с «небольшими» региональными отличиями. Потом начался ХХ век, и о нем не будем, ибо печально. Для меня вообще загадка, насколько и в каких именно местах можно верить советским фольклористам. Во всяком случае, то, что пишут в энциклопедиях о, например, Чугайстре, вообще не сочетается с тем, что о нем рассказывала моя бабушка. А это, между прочим, очень «локальный» персонаж, который известен всего в нескольких районах Карпат, т.е. никаких сколько-нибудь значимых региональных отличий быть не может в принципе. В ХХI же веке исследовать что-то весьма проблематично в связи с тем, что носители фольклора этого светлого часа не дождались. Вымерли где-то между 1-й Мировой и Перестройкой. Так что имеем то, что имеем, и делать далеко идущие выводы можно на основании весьма скудных фактов.

А факты говорят нам следующее: украинский менталитет вообще и фольклор в частности характеризуется необычайной витальностью. У нас даже мертвые по определению персонажи не совсем… мертвые. Возьмем, к примеру, моих любимых мавок. Водятся по всей Европе, от Балкан до Воронежа, изучали их все кому не лень и очень тщательно. При этом ни в одном исследовании я не нашла простой до очевидности мысли: мавка из Ростовской губернии — это совсем не тот же самый персонаж, что мавка из Карпат. Российская барышня — почти привидение. Она умерла неестественной смертью, превратилась в бледное дитя со взором горящим, бродит себе возле речки и заманивает в омуты доверчивых путников. Ничего, что хотя бы отдаленно говорило о ее телесности — призрак, как есть призрак. В то же время, карпатская мавка — это ого-го! В сущности, это зомби: она более чем телесна, она испытывает страх, голод, сексуальное возбуждение, более того, она сама может служить пищей. Очевидно, что мавка из Карпат гораздо более «живая», чем ее дальняя родственница из России. И так же очевидно, что, несмотря на одинаковые названия, это весьма далекие друг от друга персонажи — тут не о «региональных отличиях» говорить нужно, а о простом совпадении наименований.

То же самое касается и упырей — жаль, исследовали их гораздо меньше. Российские упыри — это что-то очень близкое к вампирам, но о них я не очень много знаю, поэтому расскажу лучше об украинских.

Во-первых, наши упыри бывают… разными. Я бы поостереглась говорить о «рожденных» и «поробленых» — это, в общем-то, недостаточно оправданный перенос терминологии (первоначально так говорили про ведьм). Лично мне кажется более адекватным делить их на «мертвых упырей» и «живых упырей» (и ни те, ни другие не особо похожи на вампиров).

Сначала о мертвых. Есть целый цикл украинских сказок, построенных по похожей схеме: двоих друзей забирают в армию, они попадают в разные гарнизоны и разлучаются на много лет, однако перед расставанием обмениваются клятвой, что обязательно погуляют друг у друга на свадьбе. Один их них, отслужив, возвращается домой и собирается жениться. Дальше сюжет распадается на два варианта.

Номер раз: по дороге домой парень встречает своего друга, необычайно грустного, и на радостях приглашает его на свадьбу; тот обещает прийти, но говорит, что захватит с собой «нескольких товарищей». Вернувшись домой, жених узнает, что товарищ его давно умер.

Номер два: солдат возвращается домой и сразу узнает о гибели товарища. Перед свадьбой он наведывается к нему на могилку и ни с того, ни с сего приглашает покойника на свадьбу.

Далее сюжеты снова сливаются: струхнув, парень рассказывает все старому деду. Тот приходит в ужас, так как приглашенный упырь обязательно явится на свадьбу и приведет с собой всех своих друзей, а они все вокруг разрушат. Следовательно, к приходу «гостей» нужно подготовиться. И вот обычные, живые гости являются на свадьбу, а там вовсю кипит работа: в доме разбирают две противоположные стены, а на полу рассыпают мешок пшеницы (по другим версиям, мака или пшена). В полночь действительно появляется друг с толпой таких же не особо живых приятелей, они чинно проходят сквозь полуразобранный дом, причем каждый берет по зернышку пшеницы (или что там было рассыпано). Последним, с третьими петухами, идет собственно друг жениха. Иногда сказки на этом заканчиваются, но обычно упырь приглашает старого товарища «с визитом вежливости» в загробный мир, и повествование растягивается еще на десяток страниц. Но нам дальнейшие приключения не особо интересны, «зачина» вполне хватит для анализа.

Итак, что же мы можем узнать о «мертвых» упырях? А много чего:

• они вполне телесны: испытываю голод, могут разрушить дом;

• они не особо кровожадны: дедушка боится не «кровавого рассвета», а всего-навсего разрушенной хаты; более того, никто не бегает по селу с криками «рятуйтесь, люди добрі!», все спокойно себе гуляют на свадьбе, пока через хату стройными рядами упыри проходят;

• они, как ни странно, вегетарианцы и вообще на диете: одного зернышка на упыря вполне хватает, никто не рвется разнообразить меню свадебными гостями, которые совсем рядом самогон потребляют;

• вероятно, упырем становится «потревоженный» мертвец: при первом варианте сюжета он погиб на войне и не упокоился («злая» смерть), при втором — его сознательно вызвал на этот свет друг;

• никаких телесных изменений вроде признаков разложения, запаха, неправильных движений и т.д. не наблюдается. Если уж друг не заметил ничего необычного (а они все же вместе росли), то какой-нибудь случайный прохожий и подавно не заметит.

В общем, «мертвые» упыри — они не совсем мертвые. Они вообще как живые, не отличишь: помнят друзей, огорчаются и радуются, испытывают голод, ищут, куда бы приложить «силушку молодецкую»…

«Живые» упыри, как и следует ожидать, еще более живые :-) Беда в том, что о них еще меньше информации. Судя по всему, упырями они рождаются; едят человечину по ночам, за неимением перебиваются другим мясом. Некоторые, впрочем, становятся гуманистами и вегетарианцами, ведут социально приемлемый образ жизни и вообще. Ни о каких следах разложения, вертикальных зрачках и т.д. речи нет. Судя по всему, они вполне смертны (я имею в виду не осиновый кол в сердце — тут кто хошь преставится — а банальную старость). Да, размножаются тоже вполне обычным и приятным способом :-) Есть, правда, варианты, что упырь рождается у женщины, нарушившей во время беременности определенные табу (их много: о церковный порог споткнуться, перекреститься левой рукой, на полную луну через левое плечо посмотреть и т.д.), но у меня есть смутное ощущение, что это более поздние интерпретации, первоначально все было намного естественней :-) В любом случае, укусы и прочие тяжкие телесные повреждения точно ни при чем. Из более-менее очевидных признаков «живого» упыря некоторые называют рудиментарный хвостик и полоску шерсти вдоль хребта. Опять же, лично я в аутентичность этих признаков не верю: явно «слизаны» с описания ведьм. Из более интересных признаков — очень тяжелая «троекратная» смерть (когда покойник бьется в агонии, вроде бы коченеет, а потом повторяет это «на бис» еще два раза), при этом за окном положено разыграться буре с громом, молнией и вырванными с корнем деревьями, иначе не считается. Да, в момент окончательной смерти буря стихает, как по волшебству. В принципе, именно такие странные погодные явления зачастую и «доводили до сведения» селян, что у них, оказывается, упырь столько лет по соседству обретался, а они и не знали, ах, как неудобно…

Если же говорить о «корнях», то лично я (ИМХО подразумевается) склонна видеть в рассказах о «живых» упырях отголоски давних времен, когда в племенах славян случалось ритуальное (или банальнее — от голода) людоедство. Столетия прошли, людоедство искоренили, а страшные истории остались — поэтому «герои» такие на диво человечные, никаких тебе ошметков гниющей плоти и вытекающих через нос мозгов, ням-ням-ням...

«Мертвые» упыри для меня интереснее: они очень колоритно характеризуют дохристианские воззрения на связь «этого» и «того» света. Никаких преград и изменений в образе существования (чуть не написала «жизни»), смерть — вообще досадное недоразумение, но прийти на свадьбу к другу оно не помешает. Изменения во внешнем облике и пристрастиях тоже программой не предусмотрены. В общем, красота и всеобщее, практически, бессмертие. Вот у какого народа есть что-то настолько же оптимистичное, а?