Я написала этот рассказ два года назад и с тех пор успела забыть, что он у меня есть — сегодня случайно обнаружила, когда чистила папки на рабочем компьютере. Не могу вспомнить, как его планировала назвать, так что будет пока безымянным...
Забытое, почти случайное...Утром она сбрасывает одеяло, тяжело, со стоном поднимается с дивана и плетется на кухню, громко шаркая ногами.
Новый день, как две капли воды похожий на вчерашний, на позавчерашний и на тот, что был десять лет назад. В этом доме давно уже ничего не меняется.
Давно — с тех пор, как умер Ян.
Да, пока он жил, все было по-другому, она точно помнит, точно…
Каждое утро она вскакивала с кровати и легко, на цыпочках, едва касаясь босыми пальцами холодного пола, бежала к окну — чтобы быстрее раздвинуть шторы, впустить в комнату солнечный свет, а с ним — и новый день.
Она помнит, каковы на ощупь дубовые доски паркета, и как холодили они ступни, помнит тяжелую, грубую ткань занавеси, и пылинки, танцующие в солнечных лучах. Ян смотрел на нее, такую маленькую и хрупкую на фоне высокого окна, и в глазах его плясали веселые искорки. Он потягивался в постели, такой родной, такой теплый и уютный, и она оставляла портьеры в покое, бежала обратно, чтобы скорее нырнуть под теплое одеяло, прижаться поближе, шептать ему на ухо смешные глупости и смеяться над его шутками, легонько касаться губами его губ и снова смеяться — ни о чем, просто от глупого и странного счастья…
Она вздыхает и останавливается, чтобы перевести дух. Путь из спальни на кухню, который она вынуждена проделывать каждое утро, стоит ей нечеловеческого напряжения сил: ноги не слушаются, передвигаются с трудом, и каждый шаг отдается болью в суставах — так, наверное, чувствовала себя андерсеновская Русалочка, когда избавилась от хвоста.
Шаг, еще один, потом еще… Наконец и кухня. Теперь нужно сесть, передохнуть, потому что пора готовить завтрак, а плита и мойка — в разных углах, и передвигаться между ними очень тяжело... Она снова вздыхает.
Тяжело остаться одной. Особенно — в старости, когда нет денег, зато есть болезни.
Конечно, она могла бы найти кого-то, кто присматривал бы за ней, надеясь унаследовать квартиру. Это нетрудно.
Если честно, она искала. Несколько раз приходили милый улыбчивые девушки, приносили гостинцы, пытались понравиться. Некоторые даже оставались на «испытательный срок».
И всех она выгоняла через неделю.
Они не понимали.
Странные молодые девушки со здоровыми ногами и надеждами на радужное будущее, они приносили в дом суету и задор, такой неуместный здесь. Они выметали пыль из углов, натирали мебель и вымывали полы. Они открывали окна, чтобы впустить свежий воздух, и чистили зеркала.
Они не понимали.
Квартира бережно хранила прошлое. Их с Яном прошлое.
Дубовые доски пола помнили, как они танцевали по вечерам. Обшивка дивана знала их запах. Даже занавеси застыли в том положении, в котором они были в утро его смерти. Она дорожила этими безмолвными свидетелями своего прошлого счастья, как будто только благодаря им и помнила: и танцы, и поцелуи, и пылинки в солнечных лучах — были, были на самом деле, а не приснились ей в тяжелом предутреннем забытьи.
И все же она не может не попытаться еще раз.
Звонит телефон.
Четыре мучительных шага до тумбочки.
Звонкий девичий голосок в трубке:
— Здравствуйте, я по объявлению...
Я написала этот рассказ два года назад и с тех пор успела забыть, что он у меня есть — сегодня случайно обнаружила, когда чистила папки на рабочем компьютере. Не могу вспомнить, как его планировала назвать, так что будет пока безымянным...
Забытое, почти случайное...
Забытое, почти случайное...